Ночь. Заключенные в Чека спят тревожным болезненным сном, который не приносит отдыха. Вдруг отворяется дверь камеры, и чекист с фонарем в ру- ках громким, грубым голосом окрикивает: "Встать, собрать вещи! Всех сей- час переводят в другую тюрьму. Во дворе построиться!" Все поспешно укла- дываются и выходят во двор. Среди двора грузовик. Арестованным приказы- вают построиться. "Тут, вдоль стенки, я буду вызывать поименно", - гово- рит чекист. Из темноты двора выступают другие чекисты, и каждый из них занимает место против одного из арестованных. "Ходу!" - громко командует комиссар, и немедленно поднимается оглушительный шум. Комиссар подает знак, раздаются выстрелы, заглушаемые ревом мотора. Мертвых и полумерт- вых волочат по земле и сваливают один на другого в грузовик. Нагруженный автомобиль выезжает с тюремного двора, и трупы зарывают где-либо непода- леку за городом. К утру грузовик возвращается весь залитый кровью. Его тщательно моют и чистят для того, чтобы с первыми лучами солнца он, блестящий и чистый - как символ коммунистической чистоты, - мог выехать и развозить по городским улицам тюки прокламаций, предназначенных для советских подданных и вещающих о любви и взаимном уважении. А вот другая картина. В главной тюрьме города Николаева в нижнем эта- же устроен длинный, постоянно ярко освещенный переход, в боковых стенах которого нет ни одной двери, но проделаны небольшие отверстия, достаточ- ные для того, чтобы вложить в них дуло револьвера. В одном конце перехо- да имеются двери в тюремный двор. В один прекрасный день одному из при- говоренных, не знающему, что он приговорен к смерти, говорят: "Ступай вниз во двор, погуляй полчаса". Заключенный, которому до сих пор еще ни разу не было дозволено выйти из камеры, радостно хватается за шапку и стремительно спускается в проход, чтобы выйти на тюремный двор. Никто его не сопровождает. "Слава Богу, наконец-то я один и без надзора", - думает бедняк, идя к переходу. А в это время в одно из стенных отверстий внимательно следят за каждым его шагом, и, когда он достигает середины перехода, он падает, сраженный в голову выстрелом из револьвера. Его то- варищи по заключению не знают, что с ним сталось, и даже при самых мрач- ных предположениях никто из них не подозревает, что насильственная смерть постигла их сотоварища вблизи от них, в ярко освещенном коридоре. Завтра наступит черед другого. Это называют большевики гуманным и забот- ливым отношением к заключенным. Причиной массового озверения была безнаказанность преступлений, от- сутствие юридической ответственности, та именно свобода, о которой так громко кричали либералы, о которой "прогрессивная общественность" так тосковала. В 1923-24 годах иностранные газеты писали: "Пытки в тюрьмах обычное дело. Многие заключенные помещены в ужасных подвалах без окон и без воз- можности проветривания помещений. Если тюрьмы переполнены настолько, что в них не могут быть помещены новые заключенные, тогда старые заключенные просто уничтожаются для того, чтобы освободить места для новых. Больницы для умалишенных переполнены. Психические больные без всякой жалости предоставлены самим себе. Только время от времени туда заходит прислуга для того, чтобы выбросить трупы умерших от голода или убитых другими несчастными больными. По закону исторической справедливости самые ярые стражи революции в конце концов были уничтожены своею же сменой, которую в свою очередь пожрала очередная поросль и т.д. Апофеозом всего этого явился 37-й год, когда сметены были все те, кто особенно много потрудился в деле станов- ления новой системы и кто уже успел занять почти все ключевые посты в этой системе. Существенно во всем этом то, что система не только уничтожала и изо- лировала так называемых врагов нового строя, но и в полной мере ис- пользовала их труд на стройках народного хозяйства, в основном в отда- ленных областях государства. Происходило почти то же самое, что и в пет- ровские времена, - огромные массы народа насильственно пересылались в Сибирь, на Дальний Восток, в Среднюю Азию, на Север и осваивали эти об- ширные территории. К 1930 году система действовала уже в полную силу, а к следующему го- ду образовалось Главное управление лагерей - ГУЛаг. Трудно перечислить лагеря, входившие в это управление, - Сибирский, Карагандинский,, Дальневосточный, Байкало-Амурский, Беломоро-Балтийский, Среднеазиатский, Соловецкий, Архангельский, Ухтинский и т.д. и т.д. ГУЛаг стремительно расширялся. К середине тридцатых годов число заключенных составляло око- ло полутора миллионов человек, а к началу войны более двух миллионов. Следует отметить, что в эти же годы, когда основная масса заключенных рвала жилы в лагерях и колониях, существовали тюрьмы, где заключенные могли спокойно ходить из камеры в камеру, свободно общаясь, читая книги, писали письма без ограничений, играли в волейбол во дворе, а в самих этих дворах росли фруктовые деревья и цвели на клумбах цветы. Здесь со- держались так называемые "незаконно репрессированные" бывшие революцио- неры, уцелевшие к этому времени - меньшевики, эсеры, троцкисты...
