Опознавательные знаки на форме заключенных имеют вековую историю. Во времена царской каторги ссыльным нашивался на спину знак в виде бубново- го туза. Он служил для распознавания узников и затруднял побег. Этот че- тырехугольный лоскут имел свои требования. Прежде всего он отличался по цвету от самой одежды. На Сахалине туз поначалу был желтым (цвет забай- кальских и амурских казаков), затем его стали делать черным. Кроме этого каторжанам, склонным к побегу, выбривалась половина головы. История сох- ранила и факты, когда на лбу пожизненного узника выжигались три буквы "КАТ" (каторжанин). Это можно расценивать как начало нательной символики в местах лишения свободы, своего рода предтечу татуировки. С годами ма- гическое тавро утратило свою внутреннюю силу, к тузам и выбритым головам привыкли, а от знака на лбу отказались вовсе. С развитием ГУЛАГа совершенствовалась и система учета зеков. Разраба- тывались целые государственные программы по предотвращению побегов из мест лишения свободы. Эти изыскания, которые претендовали чуть ли не на отдельную науку, посвящались униформе, ежедневному пайку (чтобы боец трудового фронта думал не о таежных переходах, а о том, сможет ли он се- годня добрести до барака), заградительным и контрольным полосам и даже финансовому обращению между лагерями. В каждой зоне ГПУ были введены свои расчетные знаки, которые помогали лучшей изоляции этих лагерей. Ед- ва человек - будь то зек, "вертухай" или даже сам начальник лагеря - преступал порог зоны, как у него изымались все советские деньги. Взамен выдавались расчетные квитанции, по которым и шел расчет за все товары и услуги внутри лагеря. Эта оригинальная мера препятствовала побегам и воспринималась на всех уровнях очень серьезно. За укрытие советских де- нег полагался расстрел (сотруднику лагеря - длительный срок). Но и к этой мере подходили избирательно. На Соловецких островах блатные автори- теты вовсю дулись в буру, рамс и стос на привычные им "хрусты", в то время как политзеков за такую дерзость ждала пуля. Охрана мирилась с по- добной карточной ставкой и лишь изредка отбирала горку мятых бумажек, брошенных блатарями в банк. На Соловках уголовники имели особый статус: их размещали среди политзаключенных для "политического равновесия". Ког- да вору-рецидивисту удавался побег и его ловили (вне зоны с блатарями не церемонились и могли запросто пристрелить во время погони), то в его карманах нередко обнаруживали крупные денежные суммы, причем в полноцен- ных рублях, а не квитанциях. Расчетные квитанции печатались государственными типографиями на плот- ной бумаге и имели несколько знаков защиты, как правило, водяных. На со- ловецких бонах имелся даже герб Соловецких островов - слоник с буквой "У" на попоне. Этот ребус зеки разгадывали без труда: "СЛОН" - Соловец- кие лагеря особого назначения, "У" - Управление. Такое денежное обраще- ние в зонах ПТУ продолжалось долгие годы. Выпуски разных годов отлича- лись подписями разных членов Коллегии ОГПУ - Г. Бокия, А. Когана, М. Бермана... Лагерные боны были отменены в начале 30-х годов, когда типог- рафские мощности уже не могли угнаться за развитием тюремно-лагерной системы. До 80-х годов каждый из заключенных имел свой порядковый номер, кото- рый он обязан был помнить в любое время суток и в любом состоянии. Види- мо, решили перенять стройную систему регистрации, отлаженную в немецких концентрационных лагерях. Когда зек "отыграл на рояле" в оперчасти (то есть сдал свои отпечатки пальцев), ему присваивался номер, к примеру Г-357. Этот номер выводился мелом на темной дощечке, которую вешали на шею зека. В таком виде он представал в "фотоателье" оперчасти и фотогра- фировался для тюремно-лагерного архива. Заключенному выдавались четыре белых полоски материи размером восемь на пятнадцать сантиметров. Эти тряпки он нашивал себе в места, обозначенные администрацией. Любопытно, что в системе Главного управления лагерей не было всероссийского стан- дарта. Номера могли крепиться в разных местах на одежде, но в большинстве случаев - на левой стороне груди, на спине, на шапке и ноге (иногда на рукаве). На ватниках в этих местах заблаговременно проводилась порча. В лагер- ных мастерских имелись портные, которые тем и занимались, что вырезали фабричную ткань в форме квадрата, обнажая ватную подкладку. Беглый зек не мог скрыть это клеймо и выдать себя за вольняшку. Бывало, что место под номер вытравливалось хлоркой. Служебная инструкция требовала окли- кать спецконтингент лишь по номерам, забывая фамилию или, того хуже, имя и отчество. Начальники отрядов часто сбивались, путались в трехзначных метках и порой переходили на фамилии. В помощь надзирателям на каждом спальном месте зека прибивалась табличка с номером и фамилией. "Верту- хай" мог зайти в барак среди ночи и, обнаружив пустую койку ("чифирит гдето, падла"), просто записать номер, а не пускаться в расспросы. В концентрационном ведомстве Генриха Гимлера узникам лагерей порядко- вый номер выкалывался на руке. Для этого в санпропускнике имелись татуи- ровщики, как правило, с уголовным прошлым. Содрать пяти- или шестизнач- ное клеймо можно было лишь с кожей. На одежде заключенных, помимо номе- ра, нашивался символ национальности: русский - буква "К", поляк - "Р" и т.п. На полосатой спине штрафников или потенциальных беглецов крепился красный круг, который должен был помочь конвою в прицельной стрельбе. Если узник тайком отпарывал красную метку, его ждала печь местного кре- матория. В конце 80-х годов с началом исправительно-трудовых реформ нумерация зеков отошла в прошлое. "N Г215" стал "осужденным Петренко", а "гражда- нин начальник" мог называться "Николай Алесаныч" или както в этом роде.
